Вот ведь что происходит на телевидении? Программы открываются и закрываются с невероятной скоростью. Название не успеваешь запомнить, а она уже вылетела из эфира.

И только «Истории в деталях» стабильны, неизменны и несокрушимы. Почему? Мы решили спросить у ее ироничного ведущего Сергея Майорова. – Сергей, вот все люди как люди дают интервью, позируют для обложек, а вы как-то обособились... Про вас говорят: «Капризный человек, не общается с прессой».

– Я капризный? Ну я бы не сказал. На обложки попадают женщины, молодые, красивые и желательно с несчастной судьбой. А я ни то ни другое – я довольная луна в форточке. И мне приходится быть избирательным, потому что потом пишут: «А можем ли мы рассчитывать на алаверды, что главный редактор нашего журнала станет героем программы?» Я такого бартера избегаю. Не появляюсь в рубриках «Ужин со звездой», «35 трусов Сергея Майорова» или «100 оргазмов осени». С точки зрения эпатажа я не очень интересный человек. Презентации, концерты, свадьбы и похороны – не мой бизнес. Я на самом деле слон – большой и мощный. Но мышка какая-нибудь пробежит, и у него инфаркт случается...

– Откройте секрет вашего теледолгожительства...

– Просто мы – мафия! В хорошем смысле слова. Мы – программа «Детали» – очень долго работаем вместе.

Говорят, у женщин, когда они работают в одном коллективе долго, синхронизируются циклы. Вот так и у нас. Сейчас на ТВ команда – это редкость. А у нас команда, оркестр.

– А забастовок в команде не бывает? Понятно, что любая яркая личность, придя к вам, вас не переиграет.

– Да? Вы что, считаете, что они такое стадо? Все бывает. У меня первая скрипка может встать и сказать: не хочу играть, устал. Или, например, контрабас может встать и сказать: Сергей Анатольевич, вы слишком задрали планку и создаете невыносимые условия работы. И уйти. Или может встать виолончель и сказать: вы мне нахамили, Сергей Анатольевич, не хочу с вами разговаривать. Это нормальная ситуация.

– Вы не страдаете от степени собственной эмоциональности, открытости? Или вам приходится обособляться в этом вашем мире?

– Да, отчасти со своей командой я закрываюсь. То есть мне здесь комфортно, мне не нужно притворяться. Здесь меня знают как облупленного. Чего мне выпендриваться? Мы, например, с Олей Каймаковой не только вместе работали, но и жили в одной коммуналке. Шесть лет. Знаете, какая у меня была внутренняя агрессия и ревность, когда она заявила, что замуж выходит. Но я «пережил» всех ее мужей! Мы очень близкие люди. У нас никогда не было секса, но при этом мы знаем анатомию друг друга досконально. Мы столько времени вместе в купе, в поездах, в гостиницах. Мы как брат с сестрой...

– Вы мастер историй. Сознайтесь, сочиняете мифы о себе? Например, о вашей любви к самолетикам, Карлсонам, рубашкам, конфетам «Мишка» и водке с клюквенным соком.

– Зачем мне заниматься мифотворчеством, если у меня есть как минимум три десятка историй, абсолютно никому не известных. Например, как я заработал свою первую тысячу. Знаете, я с юности был очень богатым человеком. Свою первую тысячу я заработал в 18 лет, работая проводником поезда Москва – Феодосия. Вы можете себе представить, что тогда значили такие деньги? Я занимался тем, что на поезде Москва – Феодосия возил «зайцев» в плацкарте. Это стоило 1 рубль с носа. Потом проводницы меня научили, как постель и чай второй раз пускать в производство. Как надо побрызгать на эту простыню, как подложить, я все эти фишки железнодорожные очень хорошо усвоил. Я в Феодосии покупал кизил по 3 рубля – продавал его в Курске по 12. Груши в Крыму покупал по рублю мешок, а продавал в Орле по 10.

– Куда вы потратили такие деньжищи?

– Вы не поверите. Я вел такую лихую жизнь: рестораны, девушки, машины... Двадцатилетие отмечал на большом теплоходе «Валерий Брюсов». Но я вам расскажу, как меня наказали за это все. Я как-то торговался с «зайцами» и не заметил, как по эстафете «шпалы» передали. Это если садятся ревизоры, все кладут два пальца на плечо – сели «шпалы»-ревизоры. А у меня полный вагон пассажиров, контрабандных слив, еще чего-то. У меня всего пять комплектов белья официально продано, потому что все по третьему разу идет в производство.

Понятно, им нужно было дать... Но знаете, какое наказание они мне придумали? Из плацкарты перевели в СВ. «Зайца» не посадишь, каждые три часа туалет убирай, вагон пылесось, чай, кофе, печенье приноси, в ресторан бегай с заказами. И самое главное, там нет третьих полок, куда ты уберешь свои сливы. И два оставшихся месяца мне показались просто адом кромешным.

– Ну это преданья старины глубокой, а что сейчас?

– Совсем недавно я влез в историю с ипотекой. Я, например, будучи очень известным человеком, только в прошлом году закончил платить ипотечный кредит за свою квартиру.

– Пентхауз отхватили?

– Ну да! Маленькая двухкомнатная квартира на Ленинском проспекте с двумя скандальными соседками. Крики, визги, писки – я на них в милицию подавал. Терпеть было невозможно. Вот призываю соседей по подъезду дверь в подъезде поменять и ремонт небольшой сделать. У меня еще появился маленький домик в Подмосковье. Это не хоромы рублевские, но все равно мне очень нравится. Туда перевез маму, и у меня впервые ощущение, что я приезжаю не в коммунальную квартиру, где полно родственников, а домой.

– А невеста у вас есть...

– Есть как минимум 3 женщины, которые хотели бы соединить со мной судьбу. Две из них известные. И они считают, что во мне – невысоком, толстом, местами подернутом сединой дяденьке – много обаяния. Есть одна проблема. Наверное, это и есть моя трагедия. Я перфекционист. Дайте идеал! Я видел такое количество драм, когда женились на стройных блондинках, а потом просыпались рядом с непонятным, плохо прокрашенным толстым чудовищем. И как это все разрушало.

– Волков бояться...

– Может быть. Но я только сейчас начинаю понимать, что такое жизнь. Я сейчас начинаю ее остро ощущать. Правда, говорят, что в 40 лет жизнь только начинается. Я боюсь только нищей старости в каком-нибудь хосписе...

– Не представляю себе...

– А кто бы мог себе представить смерть, например, Анны Шиловой – величайшего диктора? Одинокая, в хосписе, всеми забытая. Я такое количество трагедий видел, что хоть садись и пиши книжку. Не о том, какой я великий и как меня все не понимали, какие вокруг меня жлобы. Это будет художественная книга. В жизни столько историй. И я когда-нибудь с удовольствием продолжил бы дело Эдварда Радзинского и Виталия Яковлевича Вульфа.

Анна Балуева